Если перефразировать высказывание создателя Человека-паука Стэна Ли, большая власть подразумевает и большую ответственность. Но программисты, давшие нам Интернет, а теперь строящие стену фильтров, далеко не всегда готовы брать ее на себя. Jargon File («Досье хакера»), онлайн-хранилище компьютерной культуры, формулирует это так: «Хакеры гораздо более вероятно, чем не-хакеры, агрессивно аполитичны или придерживаются необычных и своеобразных политических идей» [354] . Топ-менеджеры Facebook, Google и других социально значимых компаний очень часто изображают застенчивость: когда им выгодно, они предстают революционерами, а когда нет — то аморальными бизнесменами, соблюдающими нейтралитет. Оба подхода неадекватны, и последствия этого весьма серьезны.

Притворные скромники

Когда я в первый раз позвонил в PR-службу Google, то попросил объ-яснить, что думает Google о своей колоссальной редакторской мощи. Каким этическим кодексом руководствуется Google, определяя, что и кому показывать? PR-менеджер на другом конце провода, казалось, был озадачен: «Вы имеете в виду правила конфиденциальности?» — «Нет, — сказал я, — мне хочется понять, что Google думает о своей редакторской власти». — «О, — ответил он, — мы просто пытаемся дать людям самую релевантную информацию». Он подразумевал, что речь об этике вовсе не идет, что в ней нет необходимости.

Я настаивал: если человек, считающий события 11 сентября 2001 года заговором спецслужб, вводит «9/11», то в чем задача Google? Показать ему статью в журнале Popular Mechanics, опровергающую его теорию, или фильм, подкрепляющий ее? Что будет более релевантным? «Я понимаю, к чему вы клоните, — сказал он. Это интересный вопрос». Но я так и не получил четкого ответа.

Чаще всего, как утверждает «Досье хакера», инженеры противятся мысли, что их работа вообще имеет моральные или политические последствия. Многие из них считают себя людьми, заинтересованными в эффективности и хорошем дизайне, создании чего-то классного, а не в мутных идеологических диспутах и невнятных ценностях. И действительно, если создание программы, обраба тывающей видео быстрее, и имеет какие-то политические последствия, они весьма туманны.

Но иногда это граничит с подходами вроде «людей убивают не ружья, а другие люди» — тогда вы просто закрываете глаза на то, как ваши проектные решения влияют на повседневную жизнь миллионов. То, что кнопка в Facebook называется «Мне нравится», расставляет приоритеты в нашей обработке информации. То, что Google перешел от PageRank — призванного показывать результаты, отражающие общественное мнение, — к сочетанию PageRank и механизмов персонализации, говорит о сдвиге в понимании релевантности и смысла.

Такая аморальность была бы логична для корпоративной политики, если бы ей не сопутствовали радикальные, революционные заявления тех же людей и организаций. Официальная миссия Google — организовать информацию всего мира и сделать ее доступной для всех — содержит четкий моральный и даже политический подтекст: это демократическое перераспределение знания от элиты, потребляющей его за закрытыми дверьми, к обычным людям. Устройства Apple тоже продвигаются под лозунгами социальных перемен и несут скрытое обещание, что они революционизируют не только вашу жизнь, но и все наше общество. (Знаменитая реклама на Суперкубке, анонсирующая выпуск компьютера Macintosh, заканчивается словами: «1984 год не будет похож на "1984" [355] ».)

Facebook преподносит себя как «общественную коммунальную службу», как будто это телефонная компания XXI века [356] . Но когда пользователи протестуют против постоянно меняющейся и размывающейся политики Facebook в отношении приватности, Цукерберг зачастую отмахивается, говоря: если вы не хотите пользоваться Facebook, то вас никто и не заставляет. Трудно представить себе, что крупной телефонной компании сойдет с рук заявление: «Мы собираемся публиковать ваши телефонные разговоры, и если вам это не нравится, просто не пользуйтесь телефоном».

Google стремится более четко заявлять свою моральную позицию, упирая на лозунг «Не будь злым», тогда как неофициальный слоган Facebook — «Не будь отстойным». Тем не менее основатели Google порой пытаются разыграть карту «Освобождение из тюрьмы» [357] . «Одни говорят, что Google — это Бог. Другие считают, что Google Сатана, — говорит Сергей Брин. — Но если кому-то кажется, что Google слишком могуществен, то вспомните, что сменить поисковую систему, в отличие от обслуживающей компании, легко: требуется лишь один клик. Люди обращаются в Google по собственному выбору. Мы не обманываем их» [358] .

Конечно, Брин прав: никто не обязан пользоваться Google, как никого не заставляют питаться в McDonald's. Но здесь звучат и тревожные нотки, ведь он минимизирует ответственность того же Брина перед миллиардами пользователей, полагающихся на услуги Google и, в свою очередь, приносящих компании миллиарды рекламных долларов.

Еще больше запутывает дело то, что, когда социальные последствия работы главных архитекторов виртуального мира начинают вызывать тревогу, эти специалисты зачастую скатываются к судьбоносной риторике технодетерминизма. Разработчики технологий, как отмечает Шива Вайдхьянатан, редко говорят, что нечто «может» или «должно» произойти — они говорят «произойдет». «Поисковик, и будущего станут персонализированными», — говорит вице-президент Google Марисса Майер [359] .

Некоторые марксисты были убеждены, что экономические условия жизни общества неизбежно продвинут его вперед, к капитализму, а затем ко всемирному социалистическому режиму. Нетрудно найти инженеров и экспертов-технодетерминистов, уверенных, что технология идет правильным путем. Основатель Napster и первый президент Facebook Шон Паркер сказал журналу Vanity Fair, что хакерство увлекает его, потому что это «перепланировка общества. Именно технология, а не бизнес или правительство — реальная движущая сила масштабных социальных перемен» [360] .

Основатель журнала Wired Кевин Келли написал, возможно, самую дерзкую книгу, обосновывающую технодетерминистские позиции — What Technology Wants («Чего хотят технологии»). В ней он утверждает, что технология — «седьмое царство жизни», своего рода метаорганизм со своими желаниями и склонностями [361] . Келли уверен, что «техниум», как он называет этот организм, более могуществен, чем любой из нас, простых смертных. В конечном счете технология — сила, которая «хочет» поглощать энергию и расширять горизонты выбора, — получит то, чего хочет, вне зависимости от наших желаний.

Технодетерминизм притягателен и удобен для внезапно ставших могущественными предпринимателей, поскольку снимает с них ответственность за их действия. Они как жрецы у алтаря — лишь сосуды высшей силы, сопротивляться которой бесполезно. Им не следует тревожить себя размышлениями об эффектах созданной ими системы. Однако технология сама по себе не решает всех проблем. Иначе миллионы людей не умирали бы каждый год, при том что в мире переизбыток пищи.

Не стоит удивляться, что интернет-предприниматели воспринимают свои социальные и политические обязательства не очень-то системно. Во многом это объясняется тем, что онлайн-бизнес по природе своей вынужден расширяться как можно быстрее. А когда мы вступили на путь массового успеха и богатства — особенно если мы совсем молодой программист, — у вас просто нет времени, чтобы м полной мере все это обдумать. Давление со стороны венчурных капиталистов, которые дышат вам в спину и требуют «монетизации», тоже ограничивает возможности для размышлений о социальной ответственности.